Всегда хотела помогать другим

– Вы родились в Лужне и стали старшей сестрой в семье, воспитывавшей десять детей. Каким было Ваше детство?

– Мы жили в нищете. Во время войны всех жителей побережья согнали с нажитых мест, и мы переехали в Ринду. Отлично помню тот день, когда мы вернулись домой после окончания войны. Мне тогда было семь лет. По дороге из Ринды моего отца забрали в Гулаг. Больной дед лежал в телеге. Нас тогда было трое детей, мама ждала четвёртого. Солдаты отобрали нашу лошадь, а взамен дали клячу, которая, заехав во двор, тут же пала. Наше имущество было разворовано, оконные проёмы забиты фанерой и занавешены одеялами. Во двор нас сразу не пустили, потому что во многих местах оставались мины. На весь посёлок, насчитывающий 36 домов, была одна лошадь. Порой у нас не было ни кусочка хлеба. Корова и без того давала мала молока, так ещё и отдавать приходилось. Держали свинку, овец и кур. Дедушка не получал ни пенсию, ни пособия. Лишь позже, когда у мамы стало пятеро детей, начали выделять по 10 рублей. Отец спустя год вернулся из Воркуты. Раньше он занимался рыбной ловлей, а зимой работал в лесу. Однако больше рыбачить не позволялось, жителям приходилось голодать. Чтобы выживать, солили грибы. Сложнее всего приходилось зимой, когда корова не давала молока. Мяса мы практически не видели, единственное, в кастрюле супа мог плавать кусочек, да ещё отцу на хлеб клали немного, чтобы были силы для работы в лесу. Мы с братом тоже ходили к нему, помогали пилить. В остальные дни посещали школу. Я сначала училась в Микельторнисе, до которого надо было идти 6 километров. По дороге домой заучивала стихи, напевая их про себя. И сейчас (недавно мне исполнилось 82 года) все удивляются, что могу запомнить песню, послушав её каких три разочка.

Когда пасла коров, и им пела. Соседка Алвине даже говорила: «Твоё пение уже весь лес слышал». А я просто боялась волков, поэтому пела.

– Вы с детства воспринимали себя как ливку?

– Не в такой степени, как сейчас, но всё же с ранних лет осознавала свою принадлежность. К отцу приходили старые ливы, которые разговаривали на своём языке. Моя мама – латышка, а отец – лив, как и оба крёстных. Отец часто на ливском не разговаривал, так, по предложению. Да и боялись тогда говорить, потому что солдаты ругались. Зато возле станции, на которой мы ждали паровозик с газетами и письмами, все жительницы посёлка общались на ливском.

Усилился мой интерес, когда устроилась работать на почту. Моя коллега Эрна Ванага из Сикрагса знала ливский язык. И я тогда тоже решила его выучить. Я писала разные слова и фразы на латышском, а она рядом указывала перевод на ливский.

– А в Вашем характере есть ливские черты?

– Судя по жителям моего родного посёлка, для ливов характерна стабильность. Если что-то обещал, то обязательно надо это выполнить. Также мы упрямые и целеустремлённые, любим доводить начатое до конца. Возможно, такие же черты характерны для латышей. Поскольку я выросла в ливской среде, это мои постулаты. Вся моя одежда вся была опрятна и выглажена. В мои обязанности входила глажка отцовских штанов, и я невероятно гордилась, когда он хвалил мои стрелки. Косил отец всегда в белой шляпе и белой рубашке. Я всегда ценила в людях чистоту и порядок.

По воскресеньям никто не работал, за исключением периода сенокоса. Но обычно в этот день мы бегали к морю. Иногда по воскресеньям отец читал нам Священное Писание. Мы также пели песни, а перед едой читали благодарственную молитву. В нашей семье у каждого был свой угол, никто никогда не путался под ногами. И отцу с матерью не приходилось нас поучать. Нас не били, не ругали, а просто говорили, как и что следует сделать, а мы слушались. И в подруги я выбирала самых опрятных. С детства дружу с Айей из Лужни, с Солвейгой, с которой пошла в 1-й класс, а также с Расмой – с ней мы познакомились, когда в 1956 году я переехала в Вентспилс.

– Вы сказали, что работали на почте.

– Да, там я провела 36 трудовых лет. Начинала почтальонкой, а на пенсию ушла с должности директора. Я быстро всему училась, тем более что работникам почты надо знать много разных правил и законов. Я была заведующей почтовым отделением на ул. Бауманя, ныне Александра, а также руководила Вентспилсским 1-м отделением. Потом стала межрайонным старшим инспектором – штатной единицей Министерства связи. Приходилось ездить с комплексными ревизиями по всей республике – каждый месяц одну неделю я проводила в Мадоне, Екабпилсе, Цесисе или в другом городе.

Я получила среднее образование, но всегда очень серьёзно относилась к работе. Возможно, поэтому меня назначили заместителем начальницы Вентспилсского узла связи. Комсомолкой или партийной я никогда не была. Многих это удивляло. Предложения были, но я всегда говорила, что ради карьеры в партию вступать не собираюсь. И в восстановленной Латвии всегда помнила слова отца: «Не надо вступать ни в какие партии. Человек, который усердно трудится, и без партий может работать».

– Вы родом из многодетной семьи. Поддерживаете ли связь с сёстрами и братьями?

– Нас было шесть братьев и четыре сестры. Осталось шестеро. Я намного старше младших сестёр: с одной у нас 16 лет разницы, со второй – 18. А разница с младшим братом составляет 20 лет. Мы, все шесть, поддерживаем тесную связь. Ездим на Дни поминовения усопших в Лужни, вспоминаем детство. Там никто из наших больше не живёт, но имущество записано на брата. Мама была вынуждена переехать из Лужни, когда отец умер от рака. Стоял 1961 год. Трое детей ещё ходили в начальные классы, а ещё трое вообще не доросли до школьного возраста. С едой обстояло по-разному, но мы не голодали и радовались тому, что имели. Из разговоров с братьями и сёстрами знаю, что никто не держит обиды на родителей из-за того, что приходилось много работать. Я только радовалась, когда отец пилил деревья, ведь знала, что благодаря этому будет больше хлеба.

Я всегда была готова делать всё для блага семьи. Когда на почтовой машине проезжала мимо дома, заносила младшим братьям и сёстрам что-то вкусное, хотя зарплата была небольшая. И когда младшие братья пошли в Вентскую школу, они знали, что всегда могут зайти ко мне в квартиру, где я оставляла для них колбаску или рыбку. Так они и забегали ко мне после уроков на чай. Богатство меня никогда не прельщало. И сейчас я полностью довольна жизнью – живот сыт, крыша над головой есть, да ещё и петь могу.

– Вы поёте в нескольких коллективах. Как Вас обогощает музыка?

– Считаю, что меня одарил Господь, ведь обычно женщины так долго не поют. Нас таких несколько. Во время пения мы проветриваем лёгкие и голову. Возможно, поэтому у меня не было ни инсульта, ни инфаркта. Уже 60 лет пою в разных хорах и ансамблях. 26 лет ходила в хор Венда, а сейчас вот уже 18 лет участвую в коллективе Зиемельзвайгзне и 16 лет пою в Рандалисте. В приятной культурной среде общаюсь с людьми.

– А сейчас Вам удаётся поговорить по-ливски?

– Да, на этом языке общаюсь с нашей учительницей Зоей Силе, когда мы созваниваемся. Мой говор немного отличается, и Зоя говорит, что у меня характерный для Лужни акцент. Я согласна, что диалекты в Лужне и Микельторнисе отличаются. Возможно, во мне осел тот язык, который слышала в детстве. Порой иду по улице и думаю, как можно по-ливски назвать то, что вижу вокруг. Зоя нас очень многому научила. Она ездила к нам и преподавала ливский, вот только, к сожалению, на занятия ходили одни старики.

Ещё мне очень помогают песни. Знаю наизусть 25 ливских песен. Так и накопился мой словарный запас. Я пыталась водить на занятия детей и внуков, но особого интереса они не проявили, а заставлять не вижу смысла.

– Ливский язык, наряду с латышским, является единственным, который в Латвии не считается иностранным. Но в то же время язык вымирает.

– Да, это так. Мой внук второй раз женился, и у его жены есть 11-летний сын Криш, который два года назад принял участие в ливском летнем лагере. Он очень старался выучить ливские песни! Его вообще заинтересовала эта культура. Он регулярно ездит из Лиепаи, где живёт, в рижский Институт ливов. Надеюсь, он продолжит заниматься ливским языком.

– Вентспилсское отделение Союза ливов действует 30 лет, их которых 20 Вы им руководите.

– Не очень хотела занимать эту должность, но меня уговорили. Сказали, на один год, но уже пошёл 21-й. Удерживать сплочённость группы – задача непростая. Но мы все с одной стороны, от Мелнсилса до Овиши. Под нашим ногами одна и та же основа. Да и я всю жизнь работала с людьми. На почте в моём подчинении было 240 сотрудников, и я умела с ними всеми ладить. Конечно, не обходилось без конфликтов, но я всегда старалась сглаживать их, и у меня почти со всеми были очень хорошие отношения.

В работе с ливскими организациями мне очень помогает Мара Вигерте – умная, знающая и ответственная, представительница отдалённой ветви знаменитого рода Принцисов. И хотя она намного младше меня, мы отлично ладим. Например, Дни ливов организует Мара. Они пройдут и в этом году, в октябре, в честь 150-летнего юбилея ливского поэта Карлиса Сталте. Мероприятия состоятся в Главной библиотекой, с которой у нас сложилось очень хорошее сотрудничество, а также в Малом зале нового концертного зала.

– Ливскую культуру популяризирует и руководимое Вами Вентспилсское общество ливов «Ранда». Чем его деятельность отличается от работы Союза ливов?

– Ранда, в которой всего шесть членов, была основана для того, чтобы мы могли осуществлять свою хозяйственную деятельности и оперировать финансированием, организуя мероприятия. Спонсоров у нас не много, но то, что получаем, используем с умом.

– В прошлом году Вы получили Приз года за пожизненный вклад в поддержание, сохранение и популяризацию ливских культуры, языка и традиций.

– Это было очень неожиданно! Я чуть не упала, когда узнала. Думала, не получу приз, потому что среди претендентов много уважаемых людей, которым наверняка отдадут предпочтение. За голосованием не следила – у меня нет Интернета. Поэтому ещё большим сюрпризом стал звонок из думы. Конечно, я очень довольна. Но я не считаю, что это лишь моя заслуга – приз мы заработали вместе с группой, единомышленниками. Нас всегда поддерживали Вентспилсская городская дума, Центр культуры, библиотека, и я им очень благодарна.