Некогда капитан, а ныне портовой смотритель Карлис Кукаранс и Армандс Андерсонс во время одной из встреч заговорили о приключениях, пережитых в молодости на судне.
Морские истории
0Оба теперь уже солидных господина не скрывают, что большая часть морских рассказов понятна и близка лишь самим морским волкам, которые видели описываемые события собственными глазами. Тем не менее, у нас есть возможность ознакомиться с несколькими историями.
Океанское чудовище
Армандс Андерсонс поначалу ходил в море на малых рыболовецких судах, позднее бороздил дальние моря и океаны, а перед выходом на пенсию работал инспектором по безопасности судоходства в Латвийской морской администрации.
Ему хорошо запомнился случай из практики ловли рыбы кошельковым неводом: «В 1984 году ходили ловить скумбрию. Когда судно стоит одно с маленькой лодкой, все время нужно следить, чтобы невод не находил. Это нужно делать и днем, и ночью – посменно. Нужно было смотреть, куда забрасывать невод, и следить, чтобы он не зашел в территориальные воды. Это было прекрасное зрелище – вода сверкает вокруг, можно было видеть, как под водой снуют дельфины. А еще они выныривали, пытаясь перепрыгнуть через лодку. Меня на лодке всегда сопровождает собака. Однажды звездной, но темной ночью сидел я в лодке, и тут смотрю, как что-то неспокойное надвигается на меня – и вдруг из воды у самого борта поднимается великан, издавая ужасный рев. Собака обмерла, а я очнулся от страха уже на другом конце лодки. Потом понемногу стал приходить в себя и поплыл обратно к судну. По сей день не знаю, что это было. Вообще в тех водах разные существа обитают». ●
Счастливое спасение кока
В свое время Карлис Кукаранс был капитаном, в т.ч. на судне Дзинтарьюра.
«Это было перерабатывающее судно, на которое с рыболовецких судов, перегружали рыбу. Здесь были морозильные устройства и перерабатывающий цех, где с трески снимали кожу, а потом замораживали. Из кожи трески можно было произвести высококачественный клей, который использовался в авиации. Если не ошибаюсь, в Клайпеде был завод. Когда пришло время перемен, я отправился за границы Латвии и СССР – хотел посмотреть мир. Теперь же несу капитанскую службу. В море ходили разные люди. Скажу так – не всем было легко выдержать долгие месяцы на судне. Обычно в каюте было по четыре матроса. Старались делать так, чтобы двое – на вахте, а двое – в каюте. Однако уже через два–три месяца возникали конфликты – что-то наподобие: «Мне не нравится, как ты ботинки зашнуровываешь!» На судне разрешалось пить вино – 200 г в день на одного человека. Обычно никто не выпивал сразу – копили, чтобы набралась целая бутылка и можно было как следует отдохнуть. Однажды, когда вышли в море на Дзинтарьюре, пришел ко мне комиссар и сказал, что два друга подрались. Оказалось, они пили вино, и один другому сказал:
– Почему тебе не нравится заливное?
– Не нравится и все! – ответил ему тот.
– Нет, ты скажи, почему ты не любишь заливное? Во время войны люди крыс ели, а тебе заливное не нравится!
– Не люблю и все!
Из-за этого и подрались. Но уже на второй день в присутствии комиссара чмокались. Вот какое напряжение бывает на судне, когда находишься в море по нескольку месяцев. Поэтому не секрет, что дневная доза вина помогала расслабиться. Вспоминаю почти трагический случай, который, к счастью, закончился благополучно. Мы ловили рыбу, используя кошельковый невод. При таком способе ловли судно долгое время стоит на одном месте. Таким образом удавалось поймать много рыбы. Обычно в тех местах, куда мы ходили, было много судов. Поэтому моряки связывались между собой по рации.
Многие, в т.ч. те, кто был знаком еще со времен мореходного училища, навещали друг друга. На судне была лодка из стекловолокна, на которой мы однажды поплыли в гости к нашим знакомым. В тот раз немножко затянулась посадка, и было уже темно. При ловле рыбы с использованием кошелькового невода суда стоят везде. Это похоже на поселок – кругом одни огоньки. Поэтому, когда моряки гребли назад, им было сложно распознать наше судно. Тогда те, кто был на борту, поворачивали прожектора, чтобы наши поняли, куда плыть. В то время третьим механиком у нас работал поэт крупного телосложения. Я стою на палубе и вижу – Рудис стоит во весь рост в лодке. Я ему кричу: «Рудис, сядь, не стой!» Ну, разве он послушает? Конечно, нет. В итоге, когда лодка врезалась в судно, Рудис упал за борт. Ребята, которые были в лодке, кинулись его спасать. Как только они прыгнули в воду, лодка перевернулась. К счастью, вода была теплая. Потом все друг за другом поднимались наверх по трапу, а я считаю и думаю – все или не все. Точно не помнил, сколько моряков уплыло, но знал – их было предостаточно.
Третий штурман был хрупким пареньком, но большим забиякой. Боцман порядочно напился на соседском судне. Я сосчитал, и оказалось, что не хватает одного – кока. И как быть? Штурман нырнул один раз в воду, мы светили прожектором. Глубина там более ста метров. В тот момент выбегает пьяный боцман с криком: «Ну что, утонул, да? Ну и пусть тонет, на судне одним пьянчугой меньше!» Штурманишка зарядил ему по лицу, тот упал, поднялся и опять за свое. И снова схлопотал! Боцман, чувствуя опасность, быстро забежал в каюту, заперся, высунул голову в иллюминатор и давай кричать то же самое! А кока и след простыл. Решили, что, наверное, ничего не выйдет – к сожалению, придется бросить поиски и поднимать лодку. Но прежде чем это сделать, лодку нужно перевернуть. Стали переворачивать, а та ни в какую – тяжелая больно! Оказалось, там бедняга-кок – ухватился за банку и держится. Вытащили, выяснилось, что он плавать не умеет. Сказал только, что все хорошо, правда, тапочки промокли и до конца рейса ему придется ходить босым».
Комментарии (0)